Кельт КРОВИН
ЧУДО
Определение чуда меня смущает своей категоричностью.
Выходящее за рамки понимания. Понимания при помощи обычного человеческого
опыта. Выходящее и превышающее эти рамки. Разламывающее. Но для одних ситуация,
когда Спаситель одним своим усилием воли усмиряет штормовое море, - чудо, для
других – случайность. Стечение обстоятельств. Божественное стекает в случайное.
И превращается…
Предопределение. Двигаться навстречу собственному
зеркальному отражению, которое кривляется у меня за спиной, как обнаглевшая
тень, норовящая прободать меня сзади в сердце. Предопределением не исчерпывается
человеческое, повернувшееся к своей тени своим атрофированным органом веры и
доверия. Божественное следует за человеком, благоволя и распластываясь под
ногами. Божественное ведет человеческое к выбору:
жить и ждать
либо
жить и жать.
Жить и ждать – смиряться. Терпеть. Провоцировать
себя и окружающих на презрение. Не трогать руками. Не вспарывать ножом.
Отдавать себя в залог. Тлеть.
Жить и жать – брать! Срезать из собственного
опыта даже то, что еще не дозрело. Превращать язык, как орган тела, в язык, как
средство, с помощью которого можно дезориентировать, разбить и умертвить
рассудок. Прожигать глаголом большие дымящиеся раны в своем теле. С рваными,
обугленными краями. Притягательное зрелище…
Лазарь. Воскрешение было беспроигрышным ходом.
Почему-то эллину, для того, чтобы верить в своих необязательных богов, чудеса
не нужны были, а сыну божьему, для утверждения Бога Единого – чудеса
понадобились.
А мне нужны доказательства? Или моего сознания довольно?
Мне нужны доказательства, опрокидывающие все мои представления о реальности?
Или с меня довольно комфортного чувства защищенности, ощущения причастности к
некоему уставу, установленному задолго до меня?
Эллин жил весело и довольствовался логикой. Христос
логику положил себе на лицо, как скорпиона. Потом открыл рот. Высунул язык.
Позволил скорпиону медленно заползти внутрь себя. Закрыл рот. Превратился в яд
скорпиона, разбрызганный на камне. Этот камень отрекся от истины. Трижды. После
чего длительно раскаивался. Раскаялся. По-своему, по-каменному очаровал Христа,
который положил камень возле райских врат. А на камень бросил ключ от этих
врат. И камень стал привратником.
У чуда нет опровержения в глазах очевидца. Раз Лазарь
воскрес, значит, сотворивший такое – облачен полномочиями. А кто может ссудить
человеку такие полномочия? Только Тот, Кто внутри смерти видит самого себя, не
пугается увиденного, владеет собой и способен превратить смертное в нечто
осязаемое и поддающееся изменению. Например, в воскрешение. Настоящее
человеческое воскрешение. И Лазарь выпал из чистилища на душный двор, выпал,
спелёнутый и не готовый.
Внутри него постепенно становилось все больше заполненного
пространства. Он сидел на лавке, закрыв глаза, и чувствовал, как пальцы ног
наполняются костями, сухожилиями. Мясом. По форме оболочки тела снизу вверх ползет
уровень плотности, как ртуть в термометре. Уровень плоти поднимается всё выше,
доходит до горла, заполняет голову, вытесняет из мозга образы небытия, такие
прозрачные, разреженные. В которых нет света. Потому что на том свете нет
света. Есть только сумрачные переходы из тьмы во тьму, когда становятся
различимы только смутные очертания. Смутные контуры. А самого себя нет.
Лазарь сидел с закрытыми глазами. Слышал блеянье
овцы. Звук голосов. И чувствовал, как по его телу ползет скорпион. Проползает
сквозь кожу. Сквозь костяк. Заползает в самое средостение тела. Проходит сквозь
сердце. Сквозь печень. Рвет легкие. Трахею. Глазные яблоки.
Представление окончено. Персонаж воскрешен, права
и полномочия доказаны. Необходимости в дальнейшем продолжении представления
нет. Лазарь, от которого ткань, пропитанную растительными соками,
препятствующими разложению, не стали даже отдирать (поскольку отодрать ее можно
только вместе с кожей, заживо); Лазарь, которому для жизни разрешено было
сделаться только аргументом в пользу; Лазарь, которому жить незачем, – умирает
снова. Никого это не интересует, естественно. Впереди много других возможностей
для чуда. Сам чудотворец окажется в силах смертью смерть попрать. И тем
утвердит себя в статусе. А всё вместе это – радость. Маленькая пьеса в
кукольном театре. Бенефис ирреального.